Духовный потенциал цивилизации: кризис и возрождение

8. Ленинский большевизм – жажда справедливости и расправы

В. И. Холодный

В теоретико-практической деятельности Ленина беспрецедентно объективировался национальный и общечеловеческий народный характер с его, казалось бы, взаимоисключающими атрибутами. Этот факт так или иначе фиксируется в нашей периодической печати. Приведу мнение Ю. Н. Афанасьева: «Да, Великий Октябрь тысячекратно усугубил наши трудности, но, явившись причиной многих трагических явлений нашего бытия, он, в свою очередь, тоже был лишь следствием — следствием патриархальщины и тоталитаризма... То есть... большевизму ленинскому предшествовал большевизм народный. Именно этот последний стал основой невиданного массового насилия. Именно он же продолжает оставаться и сегодня основой для сохранения у нас авторитарных властных структур». [Афанасьев К. З. Иного не дано//Демократическая Россия. 1990. № 5. Ноябрь. С 2]

Соглашаясь с выводом Афанасьева об авторитарности народного характера и его первичности по отношению к мировоззрению большевиков, думается, все же, что этот факт можно интерпретировать куда менее однозначно.

Прежде всего, накликая на себя гнев левых и правых, и просто здравомыслящих людей, я поставил бы имя Ленина в один ряд с мифическими фигурами Будды и Христа. В культе Будды выразилось стремление человека к запредельному духовному совершенству; отчужденному от всякой социальной жизнедеятельности. В культе Христа сосредоточились предельные смысложизненные установки людей в органическом единстве с их бытовым существованием. Христос — идеал человеческой жертвенности, хотя на практике реальные народные герои во многом не соответствовали этому идеалу.

Люди всегда подвергались насилию, и героическая борьба против него также сопровождалась насилием. В реальном образе Ленина с удивительной емкостью воплотился этот трагический факт истории, обусловливающийся прежде всего народным характером, которому в одинаковой мере была присуща жажда всеобъемлющей социальной справедливости и расправы над своими реальными и мнимыми обидчиками.

Народы ожидали второго пришествия Христа и апокалипсиса. Хотелось бы надеяться, что эти ожидания уже осуществились в ХХ в. в лице Ленина, российской революции и последующих трагических событий в нашей стране и во всем мире; и что дальнейшая история пойдет по пути прогрессирующего понижения социальной несправедливости, вызывающей к жизни жестокие гражданские распри.

Сумеет ли человечество XXI в. сделать бесповоротный гуманистический выбор или опять будет попадать в «ловушки» «сгнетенной» (А. И. Герцен) ненависти, во многом зависит от мировоззренческих брожений сегодняшнего нашего общества. Если не будут фундаментально учтены страшные уроки ХХ в. и бездумное нагнетание страстей продолжится, то история повторится, и, возможно, Ленин тогда перестанет быть самой трагической исторической личностью, каким я его считаю.

Сейчас наше общество вступило в период освобождения от большевистски-сталинистских стереотипов, что в свою очередь активизирует поиски всего мирового сообщества истоков куда более жизнеспособного в духовном отношении способа человеческого существования, чем современная западная цивилизация с ее либерально-юридическими атрибутами. На этом пути человечество способно произвести глубинную рефлексию прошлого духовного опыта и добиться такого положения, когда, говоря словами Герцена, «никто из осужденных не уйдет от казни: ни самодержавие петербургского царя, ни свобода мещанской республики» [Герцен А. И. Избр. филос, произв. Т. 2. С. 78 — 79]. Другими словами, отказываясь сегодня от казарменного социализма, мы должны осознать, что и либерально-юридическая цивилизация нуждается в принципиальном духовном перевоплощении, что в различных вариантах давно осознается на Западе.

Публикуется по изданию: Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. №6 1992 год

Следующая страница: 9. Запад, Восток, Россия